Сейчас модно про карму. И у меня есть история. Рассказал тут один, – он участковый и знаком с этим делом по долгу службы. Так что, всё правда и награда нашла героя…
Кратко: один гражданин (назовём Василий), страдал эсгиби… циби…ониз… Тьфу!
В общем, любил в публичном месте (в лесу), фраппировать молоденьких дам своим обнаженным видом, а главным образом членом. Только потеплеет, покрасят лавки, пригородный лесок обрызнется зеленью, – он тут как тут.
Сидит в кустах, как собака над кучкой – подрагивает от возбуждения, и ждёт, когда на просеке появится молодка с коляской, или прыщавка пробежит трусцой.
Нет, он не выскакивал вдруг у них перед носом, – ему нравилось возникать за спиной как привидение, дикое, но симпатишное, кашлянуть, и: «Мадам, который час?».
Баба вскрикнет, обернется, а он стоит – в одной руке лёгкая шляпа на отлёте, другой дрочит, еще и улыбается – Юлий Цезарь блядь. Некоторые с криком убегали, другие обругав, уходили фырча, кто-то крутили у виска, кто-то снимал на телефон.
Он всем говорил: «Мерси», и невозмутимо, с достоинством скрывался в чаще.
И что характерно, – никто из потерпевших телегу на этого хуятора в полицию не накатал. То ли наши бабы не из пугливых, то ли интимная жизнь у них страшно однообразна… Не берусь судить, однако факт остаётся.
Но, босомудое счастье Василия, было недолгим.
Одним пасмурным днем на исходе мая, он поеживался в кустах возле просеки, и выглядывал кому бы показать свои озябшие фаберже. Галерист понимаешь, меценат ебучий. Как назло, никого.
И тут, на тропке появилась баба с лыжными палками: раз — два, раз — два.
Таких ебанутых без лыж Васька сторонился, как и беспредельщиц на дорогих великах. К такой велосипедистке сзади не подкрадешься, а заходить спереди – себе дороже, – давят не спрашивая имени, как укуренные хачи.
Раз уже сбила такая до сотрясения мозга и скрылась с места ДТП. А которые с палками, – старушки, – без подставки падают. Или сердечницы, – эти от одного Васькиного вида могут опрокинуться. А это уже пахнет мокрухой.
Но эта «лыжница» была кажется молода – жопа литая и палками орудовала как новенький паровоз шатунами – так и мелькают: чух -чух, чух -чух.
Вышел он из кустов, оценил её коньковый шаг и проработанную жопу, нагнал, взялся за хуй, приподнял шляпу и спросил за время…
Девушка обернулась. Василий положил шляпу на место – была она прекрасна как Столетняя война с чумой под руку, да и моложе немногим – лет шестидесяти. Однако, скандинавская ходьба и на удивление не спёкшиеся яичники с гормонами, сделали своё дело – со спины Вася обманулся лет на тридцать. Да-с, с женщинами так бывает, – если смотришь со спины и на попу.
– У-у… – восхищенно прогудела старуха. Кажется, её первую обрадовало, что Васька дрочит в знак приветствия, и она шагнула навстречу протянув руку!
Тот от демарша ахнул и выронил хуй, яйца подтянулись на канатиках, как детишки по команде физрука. Резко потеряв тягу к публичности, Васька шагнул с тропы в лес.
– Постой, эй! – воскликнула «лыжница». – А время как же?
Чертыхаясь, он двинулся в чащу, отмахиваясь от веток и мошкары. Обломался кайф… За спиной послышались шаги – старуха двинулась следом. Этого ещё бля не хватало!
А эта курва опять: – Стой, мОлодец. А время-то?
– Около двух! – отрезал Василий и уточнил, чтоб отъебалась наверняка. – По Москве. В гости не приглашаю, чай кофе не держу. Не пью, не курю.
– Тогда покажь ещё.
– Чего?
– Хуй покажь, говорю. Не разглядела я. – Более чем фамильярно обратилась старуха и ощутимо ускорилась. Они уже едва не бежали вприпрыжку, а стрёмная бабища не только не отставала, но даже нагоняла – только ебучие палки свистели.
– Отвяжись, блядь старая! – В надежде добром и честью отделаться от назойливой старушонки, попросил Васька и перешел на третью повышенную…
Не тут-то было. Бабка и не думала оставить гонку преследования и даже пригрозила:
– Ах ты, щенок! Да я тобой пизду подотру…!
В ту же секунду Васька взвыл – в жопу клюнуло что-то острое, – старуха ловко метнула увесистую палку и шутя проделала в беззащитной Васькиной жопе вторую дырку, не хуже первой.
Более не раздумывая, Васька кинулся наутёк. Старуха шла как привязанная – он слышал её размеренное, мощное дыхание и ровный топот – похоже, бабка играючи могла сдать ГТО, – не бабка, а прям какой-то олимпийский резерв СССР.
Васька был крепко напуган. Собаки за ним гонялись – бывало, но чтоб такие вот физически подготовленные упорные старушки с копьями…
– Стой, стрелять буду! – решила та взять на понт.
«Веселые старты…» – отметил Васька. Смех смехом, но смекнул, – сейчас прилетит еще пика, а с изрешечённой жопой не уйти – силы не равны.
Потому он поддал из последних, и с разбегу прыгнул на приглянувшуюся березу, как белка — летяга – обнял всем телом, – отбил мудя и ободрал живот, карабкаясь ввысь.
Мгновенье спустя подлетела ведьма и хищно уставилась снизу, – глаза горели, то ли нездоровой страстью, то ли здоровым спортивным азартом. Дыхание её на удивление не сбилось, тогда как Васька хрипел и обливался потом.
– Слазь, кобель голомудый! – приказала старуха. – Внизу договоримся.
– Ебанулась, бабка? О чём?
– Ну какая я бабка? – неожиданно миролюбиво сказала та, прищурясь на аппетитно свисающие из листвы, точно бруньки, яйца Василия. – Мне всего сорок пам… ням…ам… А тебя как кличут, соколик?
– Генрих, – вдруг соврал Васька, и зачем-то спросил: – А тебя… Вас?
– Генриетта Ивановна. – несомненно лгала эта чертовски опасная блядь. – Слезай, я тебе тоже кой — чего покажу.
– В пизду. – Прозвучало с берёзы.
– Секунду… – не расслышала та (или сделала вид), и щелкнула под грудью замком рюкзака и сбросила его с плеч – тот грузно брякнулся.
«Нихуя себе! – оторопел Васька, – Бегает с утяжелением. Лошадь пожарная. Такая махом на запчасти разберёт, – во попал!»
Скинув рюкзак, бабка задрала футболку и выудила из лифчика увесистые груди в синих прожилках вен – хвастливо взвесила неликвид на ладонях: – Глянь какие, голубь. А тут глянь… – она приспустила спереди штаны, и похлопала себя по лобку, могучему, что броне — маска курсового пулемёта Т-34, заросшая диким волосом.
Эстетичного Ваську затошнило, поехала голова – он крепче вцепился в ветви.
– Слезай, сокол. Договоримся. Растревожил женщину и в кусты? Не годится. Слезай, а? – увещевала старуха, меж тем умело разминая грудные мышцы и похлопывая подмышки, как штангист перед рывком.
От таких профессиональных лайфхаков Васька заскулил и полез выше.
Та прикрикнула: – Ну?!
– Хуй гну. Шла бы ты, бабка. – Едва не плача попросил он. – Уже и дождь собирается.
– А почто хуем меня соблазнял? Ебаришка несчастный. – Корила бабка. – Мне-то теперь куда с этим? – и красноречиво потерла пизду и показала совершенно мокрую ладонь, как укор.
Васе стало совестно: – Я ж не знал, что ты…вы, такая…
– Какая?
– Старая и некрасивая.
Старуха так и заскрежетала зубами: – Слезай, обезьяна херова. Или соструню!
– Нет. А не отстанешь, напишу заявление о попытке изнасилования. Отъебись, крокодилище.
В ответ, старуху обуял бес:
– Слезай, или стреляю!
К счастью, закрапал холодный дождь. Васька повеселел, а на бессильное «стреляю» рассмеялся и помахал извращенке членом: – Катись нахуй, старая вешал…
Не договорил. Старуха выхватила из рюкзака короткое, но страшное ружье – да-да, ствол!
– А-а-а! – завизжал точно баба Васька, и ну карабкаться вверх с голой жопой, – точь — в — точь обезьяна с вытертой сракой.
Старуха навскидку дважды спустила крючок, заставив Ваську заорать на весь лес – на заду загорелись два алых пятна. Третьим выстрелом, вдарила по мудям.
Каркнув, Васька истово взмахнул руками и даже несколько взмыл, но тут же уебался – гулко стукаясь о сучья и треща ветками как Винни Пух после выстрела драгоценного кореша. Брякнулся оземь без чувств. Мошонка несчастного походила на спелый большой помидор.
Бабка-то оказалась в прошлом биатлонист. А сейчас – набегается с палками по лесу, а потом палит по банкам из ружья для пейнт бола – форму значит поддерживает. Вот так…
А в общем и целом – дрочите дома, здоровее будете.
