Недавно я случайно подслушал как один мальчик на улице рассказывал другому строки, знакомые мне с детства:
Я спросил электрика Петрова:
«Ты зачем надел на шею провод?»
Ничего Петров не отвечает,
Только ветер труп его качает…
…и скупая мужская ностальгическая слеза скатилась по моей небритой щеке. Вспомним же и мы наше детство и садистские стишки, которые были одним из самых главных жанров советского школьного фольклора…
Они появились в довольно целомудренном СССР в начале 80-х ниоткуда и сразу в огромных количествах. Их повторяли дети и (реже) взрослые, а основной репертуар – около 300 канонических произведений, – быстро узнала вся страна.
По-разному объясняя колоссальную популярность и продуктивность этих коротких жутковато-смешных текстов, исследователи садистских стишков (а есть уже и такие) в основном сходятся во мнении, что садистский стишок должен интерпретироваться как жанр «альтернативного детского фольклора».
И при этом взрослое происхождение садистских стишков остается для всех несомненным – дети не могут сочинить такое:
Девушка красивая
В кустах лежит нагой…
Другой бы изнасиловал,
А я лишь пнул ногой.
Трагическим героем садистских стишков чаще всего являлся маленький мальчик (или девочка) – былинные персонажи, предвосхитившие героев Тарантино.
Краткое содержание этих стихов, примитивно как и весь этот мир: грубое несоблюдение правил техники безопасности при вступлении в общение с действительностью приводит к безвременной кончине окружающих, а чаще всего – самого героя:
Маленький мальчик нашел ананас,
Им оказался немецкий фугас.
Стал по нему молоточком стучать –
Жопу нашли километров за пять.
Но эти стишки ни в коем случае не поучали, как правильно обращаться с невзорвавшимися немецкими снарядами или стоящими на улице бетономешалками. Классические садистские стишки вообще не давали никакой оценки происходящему.
Вспоминая детство: “садистские” стишки
Герой появлялся ниоткуда, бесстрашно шел на контакт с окружающей действительностью, и уходил в никуда. Он погибал в борьбе с серостью бытия, и смерть героя была обыденна, а её описание брутально и бесстрастно:
Маленький мальчик в окошко глядел,
Встал на коленки и вниз полетел.
Вечером зимним окутал снежок
Ель, обрамленную лентой кишок…
Впрочем, иногда садистские стишки были не лишены хеппи-энда:
Маленький Вовочка что было сил
Ручки сестричке ножовкой пилил…
Взмок бедолага, но целы ручонки
Гвозди бы делать из этой девчонки!
Часто, о том что эти стишки садистские, слушатели узнавали только в самом конце повествования:
Мы втроем играли в прятки,
Димка спрятал нос, я – пятки.
Вовка закопал коленку –
Мать полгода ищет Ленку…
Но садистские стишки были в основном именно детским фольклором, повторяю – взрослые читали их редко. Как и положено нарочитым детским страшилкам больше всего в них досталось самым беззащитным – старикам:
Папа-мясник старичка потрошил.
Сын раздраженно отцу говорил:
Деда давно надо было кончать,
падаль пойдет лишь за рубль двадцать пять!
– и самим детям:
Дочка просила у мамы конфетку.
Мама сказала: «Сунь пальцы в розетку».
Сморщилась кожа, обуглились кости…
Долго смеялись над шуткою гости…
Вспоминая детство: “садистские” стишки
При этом садистские стишки были довольно лояльны по отношению к Советской власти — строфы на политическую проблематику были редкостью и большого успеха не имели:
Дедушка в поле гранату нашел.
Сунул в карман и к райкому пошел.
Дернул колечко, бросил в окно…
Дедушка старый, ему все равно.
или
Красная площадь, зеленые елки.
Миша у елки сломал три иголки.
Черные Волги промчались, шурша, —
Мать не дождется домой малыша.
Кроме того, садистские стишки были удивительно подцензурны и мат был в них редким гостем:
Двое влюблённых лежали во ржи
Рядом комбайн стоял у межи.
Тихо завёлся и тихо пошёл:
Кто-то в буханке пол уха нашёл…
